Уверенность в том, что
для удостоверения своей позиции уже не необходимо коррелировать свои поступки и
отношения с другими подобна тому воззрению, которая говорит о том, что наличного
языка хватит для выражения всего на свете. Это позиция индивидуализма. Кант
является ярчайшим представителем такой уверенности. Из позиции Канта следует
всякий терроризм, всякая тирания уже «готовых», уже «определившихся» личностей.
Видите ли, существует такая ситуация в которой гипертрофированное «я» указывает
меру этому миру, мир должен приложиться к мере этого «я», точнее, к своемерию.
В языке находится самая
большая опасность инерции. Отложившиеся значения слов, типичная фразеология,
обыденные выражения несут в себе консервацию уже существующего. Руководствуясь
банальными выражениями, вся жизнь превращается в скучную, повторяющуюся
комедию. Однако, такова опасность подстерегает не только повседневность. Ведь
можно усвоить один из научных языков и быть не гибким по отношению к другим.
Выбор какого-нибудь определенного языка всегда ограничивает, отделяет человека
от других языков, от других людей. В этом отношении консервативна, может быть и
повседневность и научность.
Но такое положение обусловлено,
скорее всего, тем, что не человек выражается языком, а язык выражается
человеком. Эта ситуация говорит о том, что человек не совсем осознал своего
отношения к языку. Он его попросту не замечал. Недостаток рефлексии всегда
приводит к порабощению человека чем-либо. Только осознав что-либо, ты можешь
деятельно к этому отнестись. Можно пользоваться языком марксизма, но при этом
быть глубоким консерватором и реакционером именно из-за невнимания к языку,
невозможности отдать себе отчет в том, что можно и необходимо говорит языком о
языке. В таком случае, в случае рефлексии, человек выражает возможность
говорения на другом языке, он получает возможность выбора. Выбор между языками
(имеется в виду, конечно, не иностранные языки, а языки при-общения людей –
поэзия, наука, нравственность и пр.) является одной из самых важных предпосылок
не только теоретического дискурса, не только возможности высказывания, но и
здоровой психической жизни. Ведь редукция всех языков к языку, например,
марксизма огрубляет не только другие языки, но и сам марксизм. Необходимо
всегда чувствовать на каком языке обращаются к тебе и не пытаться навязывать
другой язык сразу же, нахрапом. Другой язык открывает порой новую структуру
мира, новое понимание, новый разворот, новую логику и архитектонику. Нельзя
отказываться от языков, но необходимо очень бережно относиться с ними.
Дело заключается в том,
чтобы бодрствовать по отношению к употребления языком, пытаться говорить
языком, а не быть проговоренным языком. Ведь вся толща якобы знаемого, якобы
раскрытого, якобы клишированного языка действует всегда как мощнейший
политический инструмент. Бессознательное принятие языка тождественно поддержке
существующей ситуации. Поэтому в этой ситуации за человека всегда говорят
другие. Это состояние немоты, а немота это несвобода. И здесь нет разницы,
каким языком оправдывает свой индивидуализм (а на самом деле, коллективный
консерватизм), языком обыденной речи или языком марксизма. Здесь есть только
одна разница: человек, защищающийся языком, например, марксизма может
увертываться, увиливать от ответственности до бесконечности. Язык марксизма,
как и любой другой теории, позволяет в этой ситуации не видеть других языков.
Позволяет быть проговоренным себе.
Поэзия, философия,
наука есть сферы, в которых бодрствование по отношению к языку является
первоочередной задачей. Это постоянная страстная стратегия обхода всех
установленностей, всех протоптанных тропинок, всех известных значений. Это
всегда выход за пределы наличного языка. В опытах эти сфер разрабатываются
подходы к преодолению налета обывательства на язык, на кристаллизацию новых
языков. Это очень сильное не-редукционистское обращение с языками.
Комментариев нет:
Отправить комментарий